Георгий Мартынов - Каллисто [Планетный гость]

В лагере с утра и до позднего вечера кипела работа. Независимо от специальности, все члены экспедиции принимали участие в подготовке, заключалась ли она в устройстве химической лаборатории для Аверина или технического «музея» Смирнова и Манаенко. В палатке Куприянова по нескольку раз в день собирались совещания, на которых обсуждались все новые и новые способы демонстрации гостям достижений Земли в науке, искусстве и культуре. Не только ученые, но и многие офицеры и солдаты полка горячо включились в общую работу.

Ежедневно в лагерь приходили сотни писем со всех концов Советского Союза и из-за рубежа. Космический корабль и предстоящая встреча с его экипажем были в центре внимания миллионов людей, и неудивительно, что у экспедиции нашлись тысячи добровольных помощников. Много раз в этих письмах встречались ценные мысли, которые, по заведенному порядку, сейчас же подвергались обсуждению.

Конечно, ни Куприянов, ни весь состав экспедиции в целом не смог бы прочитывать всю эту массу писем. На помощь пришли корреспонденты ТАСС. Они были относительно свободны и добровольно взяли на себя разбор корреспонденции, что было очень нелегким делом. Благодаря им ни одно письмо не осталось непрочитанным.

Два раза в день Куприянов или Штерн выступали перед микрофоном передвижной радиостанции, всегда в одно и то же время. Их сообщения принимались московской станцией и транслировались по всей Земле. Сотни миллионов человек с волнением ждали этих сообщений.

Массовых экскурсий к космическому кораблю не было, но все же каждый день в лагере появлялись сотни людей. Большинство приходило только для того, чтобы посмотреть на звездолет, но многие являлись с какой-нибудь идеей и настойчиво требовали, чтобы их выслушал начальник экспедиции. Куприянов хорошо понимал, что этими людьми движет искреннее желание оказать помощь, но был физически не в состоянии говорить со всеми. Эту обязанность взяли на себя Широков и Синяев.

Все человечество нетерпеливо ждало знаменательного события — выхода экипажа корабля. Но после светового разговора в вечер прибытия экспедиции в лагерь космический корабль не обнаруживал никаких признаков жизни. Луч не появлялся, а наблюдатели, не спускавшие глаз с корабля, не замечали в нем никаких признаков и внутренней жизни. Шар казался мертвым.

Что делал экипаж корабля? Если гости имели намерение совсем не выходить, то зачем им было оставаться так долго на одном месте? А если они хотели выйти, то почему откладывали свое намерение? Было вполне вероятно, что звездоплаватели с таким же нетерпением хотели познакомиться с Землей, с каким обитатели Земли хотели познакомиться с ними.

Экипаж не выходил из шара, и эти вопросы оставались без ответа.

В первые дни Куприянова осаждали требованиями хотя бы приблизительно, в порядке предположения, ответить на этот вопрос, но профессор отказался заниматься досужими вымыслами.

— Я к этому не привык, — отвечал он.

За него это делали другие. Тысячи предположений ежедневно печатались в заграничных газетах. В Англии даже был открыт своеобразный «тотализатор», в котором могли участвовать за определенный взнос все желающие. Угадавший день, когда выйдет экипаж, мог рассчитывать на крупный выигрыш.

В научных кругах мира придерживались мнения, заключавшегося в том, что экипаж выйдет тогда, когда тщательно изучит состав атмосферы. Без этой предосторожности звездоплавателям грозила опасность заразиться неизвестным на их планете микробом.

По мнению Куприянова, на такой процесс «акклиматизации» могло потребоваться не менее месяца.

ВТОРОЙ РАЗГОВОР

Все таинственное, загадочное, непонятное имеет какую-то притягательную силу для людей мыслящих. Ученый любой специальности прежде всего любопытен. Это хорошее, благородное любопытство, достойное человека. Оно источник радости, но и причина искренних и глубоких страданий, когда загадка не скоро поддается усилиям пытливой мысли. Ученые по самой своей природе активны. Неудивительно поэтому, что ожидание, когда же, наконец, раскроется тайна корабля, по мере того как шло время, начинала все больше и больше раздражать участников экспедиции. Самый вид звездолета, неподвижный и загадочный, вызывал в них чувство досады, и люди становились с каждым днем все больше молчаливыми и хмурыми.

«Когда они выйдут?» — этот навязчивый вопрос не давал покоя не только участникам экспедиции, но и всем офицерам и солдатам полка, несшего охрану шара.

С момента приземления корабля прошло уже шесть дней, но он по-прежнему не подавал никаких признаков жизни.

Никто не знал, сколько времени пробудет на Земле космический корабль. Полгода? Год? Ведь для того, чтобы одолеть расстояние от ближайшей планетной системы до солнечной, звездолету потребовалось не меньше четырех — пяти лет, и то если он летел со скоростью света. (Штерн и Смирнов, не допускали такой возможности.) На обратный путь требовалось такое же время. Казалось невероятным, что экипаж корабля, совершив такой длительный путь, в скором времени покинет Землю. Звездоплаватели безусловно захотят хорошо ознакомиться с населенной планетой, встретившейся на их пути.

Зимовать в наскоро оборудованном лагере было невозможно. Но захочет ли экипаж звездолета покинуть свой корабль? Это было сомнительно.

Все должно было выясниться тогда, когда экипаж выйдет и будет достигнут успех в деле нахождения общего языка.

Но звездоплаватели не выходили, и это делало всю подготовительную работу, проводимую в лагере, какой-то «теоретической», лишенной ясной цели.

Штерн и Синяев затратили много труда и времени на подготовку чертежей и схем, которые должны были рассказать гостям о солнечной системе и истории планеты Земли. Даже если гости не найдут с хозяевами общего языка, эти материалы должны быть им понятны, так как было несомненно, что они хорошо знают математику.

Профессор Лебедев взял на себя познакомить звездоплавателей с историей животной жизни на Земле, а Степаненко готовил материалы этнографического характера.

Аверин и Лебедев много усилий приложили к тому, чтобы оборудовать в лагере хорошую химическую и биологическую лаборатории.

Медики — Куприянов и Широков — помимо оборудованного ими медпункта, который слился с медицинской службой полка, были заняты подготовкой к изучению организма жителей другой планеты. Для этой цели Куприянов установил в лагере даже рентгеновский аппарат.

Вечером третьего августа Широков зашел в палатку, занятую Куприяновым, Штерном, Лебедевым и Ляо Сеном, и застал всех четверых в сборе.

— Садитесь, Петр Аркадьевич, — приветствовал молодого коменданта Штерн. — Что новенького?